Синдром Бедной Деточки

Игра в «бедного деточку» кастанедийский термин) занимает собой чуть ли не все время жизни человека, забирая на себя то внимание и силы, что не заняты в данный момент непосредственно на Стройке — строительстве Личной Истории, раскармливании Чувства Собственной Значимости… способствуя, однако косвенному пополнению ресурсов этих двух штуковин. Иначе говоря — это как бы «игровая форма» сотворения ЧСВ и приведения человека в людское состояние (людской стиль жизни). В этой игре не столь заметно что именно получает удовлетворение — все выглядит благородно и возвышенно — наращивая ЧСВ, человек думает, что он осеняет своею благодатью «менее удачливых» сородичей, «братьев меньших», демонстрирует свою Духовность… человечность, в конце концов… Все, что угодно — и богатство и материальная бедность может быть поставлена себе в заслуги, прибавляя собственной важности, называемой обычно Чувством Собственного Достоинства.

Насколько значим для Человека этот аспект его деятельности видно по произведениям его культуры (литературе, кино, все остальное), которые сплошь состоят из прямо-таки дидактического материала для изучения Синдрома Бедной Деточки:
Включаем телевизор — оттуда СОПЛИ!
Включаем радио — оттуда СОПЛИ!
Открываем газетку — опять они же.
Весь информационный поток, льющийся на нас представляет собой демонстрацию всех возможных психозов, неврозов, истерик и иных психических расстройств, возведенных в культ.

Вечно описываются чьи-либо тяжкие страдания в разной степени «невинного», в разной степени, но все-таки «беспомощного» существа, причем описываются смачно, душещипательно, так чтоб выдавить из сочувствующего зрителя побольше слез и соплей. Требуется чтобы зритель проникся страданиями Героя, сопереживал, сочувствовал ему, прочувствовал себя на его месте… то есть чтобы зритель проникся все той же идеей, что и он тоже являет собой Бедного Деточку, нуждающегося в опеке и защите под сенью какого-нибудь Спасителя.

Тут же в «информационном потоке», льющемся на человека в процессе его социального программирования, появляется могучий спаситель… которого тоже в конце приходится пожалеть — «вот ведь как! Такой добрый, сильный, а одино-о-окий… никем не понятый…» Даже вроде бы абсолютно «бездуховные» произведения, сочащиеся «пропагандой войны и насилия» обязательно имеют в себе признаки обсасываемого «бедного деточки», на роль которого подставляется зритель.
…и никуда от этого не деться — всяк, родившийся у людей, с самых первых дней получает курс обучения этой «игре», которая из «игры» быстренько превращается в стиль жизни, подменяя жизнь игрой. Начинается с «личного примера» — мол вот я тебя жалею, теперь ты пожалей меня, затем всякие сказки про злого Волка и бедную маленькую девочку Красну-Шапку. Во всех ситуациях предлагается «поставить себя на место» угнетенного, прочувствовать себя в ее шкуре, совершенно оторвавшись от текущей ЖИЗНИ — ведь в данный момент ты не Красная Шапочка, надо бы жить ЗДЕСЬ, ан нет — не живут, играют… а жизнь тем временем идет сама собой, повинуясь местным «завихрениям», которым бы следовало уделить своевременное внимание.

Во всем объеме «творческой деятельности человечества» можно выделить считанное количество сюжетных схем (6 или 7), в которых всенепременно обыгрывается «бедный деточка» в сочетании с «обижателем» и «спасителем» (тут же воспитывается в зрителе синдром оценщика). По ходу сюжета персонажи могут взаимно меняются ролями, но неизменно, даже самый крутой спаситель/обижатель при этом остается «бедной деточкой», желающей чтоб его хоть кто-нибудь пожалел, и вовремя спас от беды какой — таков нормальный человеческий стиль жизни.

Такой стиль жизни программируется обществом: сопливыми песенками на тему «ах какой я бедный, почему ты бросила меня», социальными институтами (церковью) в виде «боже, прости меня (маленького, бедненького) за мои прегрешения», анналами литературной классики, где страдания какой-нибудь «бедной Лизы» или «бедного Вернера» описываются столь красочно, что уж одно это вызывает жалость и сочувствие к герою-страдальцу, к бедному детке, которого обижают, «не понимают» злые и бездушные враги. Всякого рода героические эпосы тоже фиксируют внимание на «бедно-деточности» справедливого, «хорошего героя», который… «так одинок» , или обижаем еще каким-либо образом. И ведь не ради себя он старается, а ради спасения окружающих его «бедных деток» — т.е. ВСЕХ ХОРОШИХ (подразумевается — тебя, бедный ты на маленький читатель). И люди приняли роль Бедного Ребенка, взяв не в основу всей своей жизнедеятельности… в общем-то не могли не принять, так сложилось, эта роль воспитывается с самого момента появления деточки…

Такая роль выгодна самому Бедному Детке. Она дает широчайший выбор поводов для индульгирования! Ведь с бедного дитятки и спросить-то нечего — мал он и глуп. Его прощать надо, жалеть, оберегать, ему не надо принимать на себя ответственность за свой выбор, за свою жизнь, и в любом случае всегда готово оправдание — не получилось НЕ потому, что не сделал, а потому, что «не умею», «слаб, а они сильнее» — виноваты все кругом, только не сам бедный детка.

Такая роль выгодна обществу! Ведь бедный детка нуждается в руководстве Мудрого Пастыря, и эту роль на себя примеряет и государство, и церковь, и отдельные Бедные Детки (в роли Спасителей) — принимая решения за нашего Бедного Деточку, пользуется ЕГО свободой выбора по своему усмотрению.